Будаг — мой современник - Али Кара оглы Велиев

Во время моего выступления Мадат Кесеменский недовольно хмурился. Салим Чеперли отвернулся к окну. Это дало мне возможность хорошо рассмотреть глубокий шрам над его бровью. Сомнений не было! Это Ясин-бек Гюрзали! Он лет на десять старше меня, и хоть сильно возмужал с тех пор, но все та же надменность скрывалась под кажущейся простотой. Теперь я не сомневался, что и он узнал меня, но надеется остаться неузнанным, — ведь много лет прошло!..

Но почему ему понадобилось скрываться под чужим именем? Что за этим кроется? И как он может не бояться: в этих краях, хотя здесь и не Карабах, его ведь могут легко опознать?..

Салим Чеперли выступил сразу же после меня и стал хвалить за правильно подмеченные недостатки. Потом пообещал внимательно перечитать постановление ЦК ВКП(б) и принять надлежащие меры, чтобы исправить замеченные товарищами недоработки.

Слушая председателя райисполкома, и Мадат Кесеменский заулыбался, довольный. Салим Чеперли говорил по-азербайджански книжными фразами. На это я обратил внимание еще во время бюро, а когда Салим Чеперли соединился в моем сознании с Ясин-беком, я вспомнил, что и Ясин-бек говорил именно так! Исчезли последние остатки моих сомнений, подозрения скребли мою душу.

Но тут выступил секретарь райкома. Он тоже хвалил меня, а в конце, к моему удивлению, посоветовал присутствующим приобрести книгу «известного писателя», как он назвал меня, «Явление имама» и прочитать ее «самым внимательным образом».

Неумеренные похвалы в мой адрес насторожили меня. «Что за этим кроется? — думал я. — Мол, что с писателя возьмешь?! Или что-то другое?» Недоумевал не только я, но и начальник районного ГПУ Сулейманов. Зная, что его заместитель дружен с Салимом Чеперли, Сулейманов не стал, как потом он мне сказал, делиться с Кюраном Балаевым своими соображениями, а только внимательно присматривался к председателю райисполкома, который очень уж демонстративно поддакивал секретарю райкома.

Прошло несколько дней, и бюро райкома утвердило мой план работы. Чеперли и Кесеменский, очевидно, поняли, что я умею и драться, и решили не придираться к плану. Думали, разумеется, и о том, что таким путем они смогут привлечь меня на свою сторону. Или старались притупить мою настороженность (особенно Салим Чеперли)…

Я решил превратить отдел агитации и пропаганды в настоящий штаб идеологической работы в районе. Еженедельно проводил семинары с пропагандистами и агитаторами, прикрепленными к селам и колхозам. Отдел наш вскоре получил коляску с парой лошадей и фаэтон. Нам передали недавно отобранный у купца Балакиши двухэтажный каменный дом, в котором и проводились семинарские занятия.

Постепенно я осваивался в Агдаме. По своему плану я должен был ознакомиться с работой единственного в городе среднего специального учебного заведения — сельскохозяйственного техникума. На его директора без конца сыпались жалобы: плохо он исполняет обязанности руководителя, плохо разбирается как в педагогике, так и в сельском хозяйстве, дерзок и груб и так далее.

С первого взгляда этот человек, скажу откровенно, мне не понравился. Но поддаваться эмоциям я не разрешил себе.

— Почему вы не реагировали на мои неоднократные приглашения посетить отдел? — спросил я его.

Он что-то невнятно пробормотал.

— Что вы окончили?

Он молчал. Я подумал, что он не понял вопроса, и повторил его:

— Какое учебное заведение вы закончили?

К великому моему удивлению, оказалось, что он когда-то, давным-давно, занимался в моллахане, и если не считать кружков политграмоты, тем и ограничивалось его образование. Рассказывая о моллахане, он дал понять мне (как-то ловко ввернул в свой рассказ!), что является зятем Кяхрабы-ханум.

— А не трудно вам вести работу в техникуме? — спросил я его вежливо, но мои вопросы, особенно этот, его явно сердили.

Разглядывая меня сквозь стекла очков, он недовольно покачал головой и многозначительно поджал губы. Он был, видимо, убежден, что останется директором техникума во что бы то ни стало, и потому оставил мой вопрос, без ответа.

Еще через день я заглянул в земотдел, чтобы поговорить с Ходжаталиевым, но застал у него председателя недавно организованного колхоза: он приехал с заведующими отделом за инструкциями. Каково же было мое удивление, когда я, прислушавшись к разговору, обнаружил, что Ходжаталиев не разбирается ни в семенах, ни в плодах растений.

Единственным человеком, с которым я мог говорить обо всем, что я узнал за это время, был Нури. «Да, — решил я, — надо менять людей, искать новые кадры».

Меня неожиданно вызвал к себе Кесеменский:

— Товарищ Будаг, машина моя свободна, когда же вы перевезете сюда семью?

Я поблагодарил и сказал, что сейчас же отправлюсь в Назикляр. Но уехать, к сожалению, не удалось, хотя мне не терпелось увидеть и сына и Кеклик.

Когда я вышел из кабинета секретаря, то увидел в коридоре Нури. Вкратце рассказал ему о своих предложениях насчет кадров, а он мне шепотом:

— Давай не на ходу! Зайдем ко мне, надо поговорить!

— Сейчас не могу; поговорим, как приеду. Кесеменский дал мне машину, чтобы я поехал за семьей.

— Он хочет удалить тебя на время, — задумчиво сказал Нури.

— Ты так думаешь?

— Убежден!

— А что ты предлагаешь? — недовольно спросил я.

— Пока не решен вопрос с Салимом Чеперли, ты не имеешь права даже на минуту отлучаться!

Я задумался.

— Поверь моему чутью, Будаг!

— Но есть ГПУ, чтобы разобраться и изъять партийные билеты из грязных рук, которые мешают нам жить и работать!

— ГПУ надо помочь!

— Знаю.

— У Салима Чеперли много-друзей в колхозах в среде председателей и в сельсоветах. К тому же ты не станешь отрицать, что он человек осторожный, осмотрительный, не выдаст себя глупыми действиями, с ним голыми руками не справиться. В работе безупречен, не совершил еще ни одного правонарушения, кроме того, о котором знаешь ты, — изменил имя и фамилию. Такой человек мог устроить себе и партийность!

— Я в этом убежден!

— Правда, я смотрел его личное дело: все как надо, и партстаж у него уже большой, свыше десяти лет… Но ты прав, это не меняет существа дела. Главное — чужое имя! Ты обязан помочь Сулейману! У него тоже есть слабинка — плохо знает родной язык: долго жил в России; считает к тому же, что вполне достаточно для обхождения одного русского языка, и не стремится усовершенствоваться в родном, а без него как в контакт с людьми вступишь?

— Это мелочи, Нури! Ты мне ответь: разве в одном председателе исполкома дело? Не на своем месте сидят и директор техникума Хафиз, и завземотделом Ходжаталиев.

— У Хафиза такая крепкая рука наверху, что и трактором его от места не оторвешь!.. К тому же и тот и другой местные кадры! — Он помолчал. — Ладно, день-два ничего не